Михсерш
Проза
Одиночество
(Это художественное, блин, произведение, поэтому все совпадения
предлагается считать случайными).
...И вот однажды он вышел из дома и пошёл, не задумываясь о
том, куда идёт (а на улице была ночь). Не то чтобы ему было плохо дома – просто
почему-то надоело сидеть в полном одиночестве в четырёх стенах. Ему хотелось,
чтобы с ним наконец-то что-то случилось.
На улице было тепло – в июле тёплые ночи. Шёл третий час. До рассвета оставалось
совсем чуть-чуть, но сейчас темнота была такой плотной, что её почти можно было
пощупать. Тусклые фонари ничуть не мешали ночи властвовать над городом.
Он свернул с улицы во двор (тут не было даже фонарей) и медленно побрёл, даже
не пытаясь смотреть себе под ноги. Он думал.
«…в детстве у меня было много друзей. Не помню, как их звали. Мы играли вместе
во дворе. Насколько я помню, я всегда был командиром, когда мы играли в войну.
Потом мы переехали, я пошёл в школу… Там тоже были друзья… Но потом что-то изменилось.
Однажды я понял, что они мне совершенно не интересны. Я не знал, о чём с ними
разговаривать, зачем вообще с ними общаться. Мало помалу мы отдалились друг от
друга. Это было как раз в том возрасте, когда мальчики начинают интересоваться
девочками. Я был вполне нормальным подростком. Мне тоже снились сны, которые следовало
бы запретить смотреть детям до шестнадцати. Но как только дело доходило до реального
общения с этими самыми девчонками, снова всё портилось. Их надо было кормить мороженым.
С ними надо было ходить в кино (о, это кино!) Их надо было провожать до дому.
С ними надо было, чёрт побери, разговаривать! Вот это-то было хуже всего. Я не
знал, о чём с ними говорить. Ну ведь не об императорских династиях древнего Китая,
которыми я тогда очень интересовался! Короче говоря, любви не получалось. Сначала
всё бывало хорошо, но вскоре после того, как дело доходило до поцелуев, мне становилось
скучно. Я начинал подмечать в своей спутнице недостатки, которые раздражали меня
всё больше и больше. Довольно быстро всё заканчивалось… Примерно тогда я начал
писать песни. Записывал их на диктофон, старался, переписывал по несколько раз.
И никому не давал слушать. Никому. Но ведь писал-то я их не для себя! Для кого,
для кого?..»
Он споткнулся обо что-то и упал на колени. Это был бортик детской песочницы, на
который он и уселся. Вокруг была тишина.
" ...и я понял, что я одинок. Сначала эта мысль поразила меня, потом я к
ней привык. Дело в том, что моё одиночество меня устраивает. Я с ним сроднился.
Мне легче одному, чем с другими. У меня есть знакомые, которых я уже не называю
друзьями, и мы, бывает, неплохо проводим вместе время, но когда они уходят, я
вздыхаю с облегчением. Я даже ставлю им свои песни, и они слушают, и вежливо хвалят.
Но даже если им и в самом деле нравится – эти песни написаны не для них. И я дорого
бы дал, чтобы узнать – для кого. А может быть, всё человеческое искусство создано
такими же, как я, одинокими людьми? Может быть, люди сочиняют музыку, пишут стихи,
рисуют, движимые бессознательным стремлением найти кого-нибудь, кто бы их понял,
что бы это ни означало? Но может ли кто-то другой понять тебя, если ты не понимаешь
себя сам?.."
За его спиной послышались шаги. Внезапно ему стало страшно, и он резко повернулся.
Перед ним стояла девушка, пониже его ростом, одетая немного теплее, чем следовало
бы такой тёплой ночью. Она смущённо улыбалась.
- Простите, я думала, это Саша...
- Нет...
- А вы не видели здесь никого?
- Нет, не видел.
Повинуясь внезапному импульсу, он схватил её за руку
- Можно задать вам один вопрос? – и, не дожидаясь ответа, продолжил, - Вы знаете,
что такое одиночество?
- Отпустите меня, а то я закричу, - взвизгнула девушка, и вдруг он понял, что
она пьяна.
Он отшатнулся от неё, снова споткнулся о песочницу, но на этот раз не упал, -
и побежал в темноту, не думая не о чём, запрещая себе думать, запрещая себе выпустить
наружу отчаянный крик, который клокотал в его горле.
На список прозы
Михсерша
На список творений Михсерша
На главную страницу